Поневоле ощутишь себя жалким червяком…

Все, хватит о червяках! Что ж это за день такой распроклятый?! Я – Индра, Могучий и Стогневный! Один из восьми Миродержцев, который собственными силами создал Свастику Локапал и узнал кое-что… впрочем, от обретенного знания хотелось выть подобно голодному пишачу-трупоеду, или вдребезги напиться сомы [10] , или…

Я так и сделал. В смысле, выть не стал, а отправился пить сому.

Сейчас, конечно, больше пришелся бы ко двору черпачок-другой суры [11] , но сура во дворце у Владыки? Да как можно?! Мы, боги-суры, грубых материй внутрь не употребляем! Хоть трижды назови ее «божественной» – нет, и все! Отродясь не водилось в Обители этого мирского напитка. Поскольку все твердо знали: возлияния Владыке совершают сомой и только сомой.

А жаль.

Когда-то я хотел разыскать того мерзавца, кто установил подобный канон, потратил кучу времени и сил – но все зря.

То ли умер, умник, то ли спрятался.

Сома хранилась на нижнем ярусе, в подвалах, дорога в которые мне была отлично известна. За столько веков немудрено изучить всю Обитель сверху донизу, как собственную ладонь, да и найти сомохранилище можно с закрытыми глазами.

По запаху.

Особенно когда душа горит.

Вдоль стен, выложенных из сырцового кирпича, до самого потолка высились деревянные стеллажи. Древесина благовонного алоэ по сей день сохраняла легкий аромат, и он смешивался с испарениями сомы, кувшинами с которой были тесно заставлены полки. На округлых боках кувшинов, на охряных выпуклостях, четко просматривалось клеймо: изображение Сомы-Месяца в окружении венчиков Лунного Лотоса.

Венчики были красивые, а Месяц – нет.

На нетопыря похож.

Я аккуратно снял ближайший кувшин и перешел в помещение для мелких возлияний. Крупные полагалось проводить на свежем воздухе, между пяти алтарей и со столь внушительными обрядами, что после глоток в горло не лез. Взял подобающие для принятия священного напитка чаши. Золотые. Три штуки. Чтоб часто не наливать. Это в гимнах Индра выпивает реки и озера сомы, после чего идет громить правых и виноватых. А в жизни нам и кувшинчика достанет…

Прочтя необходимые мантры, я откупорил кувшин, и мутноватая жидкость, булькая и пенясь, устремилась в жаждущий "рот" с орнаментом по ободку. Когда первая чаша была полна до краев, я не удержался и прочел вслух один маленький безобидный яджус [12] . Черненький такой. Как смоль. Этого, разумеется, делать не полагалось, и после него сома чуть горчила, зато крепость…

Не идеал, конечно, но и не ослиная моча!

Вот это, собственно, и называлось "пить горькую", что бы там ни утверждали приверженцы суры. Сура в любом случае крепче, но вкус у нее сладковатый…

– Пьем, значит, – гнусаво констатировал за моей спиной знакомый голос. – Пьем втихую, позорим званье Громовержца, да еще и Яджур-Ведой в тихой Обители балуемся…

Я поперхнулся сомой и на мгновение ощутил себя не могущественным Локапалой, а нашкодившим мальчишкой ("Все лучше, чем червяком!" – мелькнуло где-то на самом краю сознания).

Лишь одно существо во всем Трехмирье могло позволить себе обращаться ко мне подобным образом. Мой родовой жрец-советник, Словоблуд-Брихас, Наставник богов.

На благородном языке – Сура-гуру.

И в единственном случае: когда мы оставались с ним наедине, что случалось отнюдь не часто.

Почему "существо"? Да потому что Словоблуд, по сути своей, не являлся ни богом-суром, ни асуром, ни демоном, ни уж, тем более, человеком или, скажем, лесным ракшасом. Так же, как и его то ли двоюродный брат, то ли друг, то ли, наоборот, заклятый враг Ушанас, Наставник асуров. Оба были бессмертны, как и мы, мудры (как немногие из нас!), а возраст их для всего Трехмирья оставался загадкой; равно как и происхождение. Официально Наставники считались внуками Брахмы, но так ли это было на самом деле, не знал никто. Подозреваю, что и сам Брахма. Вполне возможно, что Словоблуд с Ушанасом являлись ровесниками Прародителя Существ, а то и – чем Тваштар не шутит?! – были на день-другой постарше. Мысль выглядела достаточно кощунственной, но тем не менее, она не раз приходила в голову.

И не только мне.

– Мудрец подкрался незаметно, – выдавил я, проглотив наконец сому, вставшую поперек горла. – Присаживайся, Наставник… Не желаешь ли вкусить со мной благого напитка?

– Желаю, – с ехидцей ухмыльнулся Брихас, усаживаясь напротив. – Только без твоих отвратительных яджусов.

Сейчас он был, как никогда, похож на престарелого самца кукушки, уставшего от любовных песен и пересчитывания чужих лет.

Я немедленно наполнил вторую чашу для жреца – благо напиток в кувшине был обычный, незаговоренный.

Отхлебнули.

Помолчали.

– Может, все же расскажешь мне, старику, что не дает тебе покоя, мальчик мой? – поинтересовался наконец Словоблуд, оглаживая гирлянды на шее. Глаза его в этот момент стали серьезными и очень внимательными.

Я не обиделся. Привык. Кроме того, по сравнению с ним я действительно был еще мальчишкой.

И буду.

– Расскажу, – немного подумав, кивнул я, подливая в обе чаши из кувшина; третья чаша сиротливо притулилась сбоку, словно ожидая кого-то. – То, что я вдруг начал моргать и умываться, ты, наверное, уже знаешь?

– Знаю.

Даже тени улыбки не возникло на морщинистом лице. Так выслушивают сообщения о начале войны и передвижениях войск противника.

– Тогда остается рассказать тебе, что я выяснил, войдя в Свастику Локапал.

– Тебе это удалось? – вот теперь в голосе мудреца прозвучало легкое удивление.

– А почему это не должно было мне удаться? – в свою очередь изумился я. – Раньше получалось – и теперь получилось! Правда, не сразу… Ладно, замнем. Слушай же внимательно, Идущий Впереди…

Я задумался, решая, с чего начать.

И начал с юга.

С Преисподней.

…Яма на миг задержался у переправы через Вайтарани [13] . Удивительно! – но богу показалось, что впереди, над возникшим по велению Адского Князя мостом, мелькнула оскаленная пасть. Щербатый рот гиганта, сотканный из огня, с пламенными зубами-змеями, которые извивались в предвкушении поживы.

На вечно хмуром лице Ямы появилось что-то, похожее на брезгливость. Он отродясь не видывал у себя в аду подобной пакости! "Померещилось, что ли?" – подумал бог, и мысль эта показалась чуждой Петлерукому Яме. Не его мысль! Миродержцу Юга, богу Смерти и Справедливости, никогда еще ничего не мерещилось.

Тогда что ж это за огненная тварь завелась в его владениях?!

Кинкары [14] шалят?

Бог решительно двинулся вперед. Но перила моста перед ним ожили, прорастая пляской клыков, пучина Вайтарани вздыбилась горбом, в лицо Князю Преисподней пахнуло гнилостным жаром… Яма негодующе вскрикнул, отшатываясь назад – и в следующее мгновение понял, что происходит.

Нападение!

Вызов из Безначалья!

Разверстая, словно пылающая печь, пасть уже смыкалась вокруг него, но теперь Яма точно знал: это всего лишь иллюзия, мара – настоящая битва развернется не здесь.

Бог, презрительно усмехнувшись, очертил перед собой левой рукой круг. Он давно привык быть левшой, потому что вместо правого запястья из предплечья Князя росла удавка. Смертельная для любого живого существа Петля Ямы. Жизни самого бога это не облегчало, но в бою Петлерукий Яма был страшен. Пространство внутри круга испуганно замерцало, зарябило, как подсвеченная изнутри гладь водного зеркала – и Миродержец Юга без колебаний шагнул внутрь.